От чужих берегов - Страница 5


К оглавлению

5

Первые же домики, которые мы увидели с дороги, внушали уважение – все как в неплохом районе той же Юмы. Или как в Койотовой Купальне, где я прожил целый год.

– Притормози,– попросил я.

Дрика послушно сдала к обочине, словно кто-то мог в нас врезаться в этом пустынном месте, и остановила машину.

– Заглуши мотор, послушаем.

Распахнув дверь, выбрался наружу, подхватив «зиг» из кабины. Огляделся. Скрытно к нам не подберешься, до ближайших домов метров двести, а вот если в бинокль…

Белые стены домов резко приблизились ко мне, и первое, что я увидел, это стаю дохлых собак, лежащих в тени дома. Ага… не врал плакат. Затем в поле зрения попался лежащий на земле мертвец, тоже в тени, но явно вполне дееспособный, иначе его бы уже собаки жрали. Еще один, тупо стоящий посреди улицы и, кажется, здорово подсушенный солнцем. Но для первого впечатления достаточно – если на окраине мертвяков хватает, то и в центре их должно быть много. Как так вышло? Город ведь маленький, отбить его поначалу наверняка нетрудно было, тут же у всех оружие есть.

– Поехали дальше,– сказал, усевшись на высокое пассажирское кресло.

Фургон вновь плавно тронулся с места, поехал дальше. Мы молчали, накатила какая-то безотчетная тревога – непонятно почему: вроде уже привыкнуть ко всему такому давно пора, да вот не привыкается.

Примета времени и новых проблем – много сгоревших домов. Горело не хуже, чем в Юме. Живых людей после аэродрома нигде не видать, да и там их не так чтобы много. Кстати, основной городской аэропорт остался правее, его с дороги так просто не разглядеть. Интересно, что там делается?

А вот слева виллы потянулись – как в Скоттсдейле. Может, и преувеличиваю, но очень серьезные. Каждая не меньше чем на акре земли, бассейны, архитектурные изыски… И ни одного целого окна, насколько мне видно в бинокль, хоть и пологая насыпь вдоль асфальта мешает смотреть. И следы от пуль на многих стенах. Некоторые дома выгорели изнутри. Обугленный остов БМВ на подъездной дорожке. Клаб-хаус гольф-клуба, выгоревший и расстрелянный, клуба, раскинувшегося своими восемнадцатью лунками поодаль, где недавно еще зеленая трава уже выгорела и превратилась в желтую и пыльную в отстутствие постоянного полива. Опять мертвяки возле него – навелись на нас, кстати, но просто смотрят, стоят.

А не прошлись ли тут какие-нибудь «трейлерщики», кстати? Как-то смахивает по стилю. Тут сплошные виллы и «холидэй хоумз» , полные всяких благ и ништяков, для местной голытьбы ранее недоступных. Или что тут за война была? Не верится мне, что так активно отбивались от мертвяков,– так только люди с людьми умеют, боекомплекта не жалея. И это мы еще в центр города не въехали. А что там делается, интересно?

Виллы слева, ряды бунгало справа, еще мертвяки, опять стая дохлых собак. Мертвая земля, совсем мертвая, съеденная мертвечиной. Совсем маленький ребенок без одной руки, гнилой и покрытый спекшейся кровью с головы до пят, стоящий на самой обочине. Собаки… среди них множество шавок «карманного формата» – всякие болонки с чихуа-хуа, которых местные обитательницы таскали в сумочках и за которыми подбирали с тротуаров дерьмо в пластиковые пакетики.

У обочины на простреленных колесах мини-вэн «Додж Караван», на его крыше – огромный полосатый кот, держащий в зубах птицу, абсолютно живой, не спутаешь никаким образом, уставившийся на наш фургон желтыми пронзительными глазами.

– Стой, подожди минутку,– попросил я.

Дрика опять послушно остановила фургон, я вновь распахнул дверь и выбрался наружу.

– Кис-кис-кис.

Кот посмотрел мне в глаза, ничего не предпринимая и не говоря в ответ. Говорить ему мешала птица в зубах. С оторванной башкой, кстати. Умный кот? Специально так сделал, чтобы не обратилась? Кстати, а я не видел птиц-зомби пока. Бывают вообще такие? Или я просто не заострял внимания – не до них было?

– Слышь, харя,– обратился я к нему уже не так вежливо.– Ты как тут один живой остался? За счет природной хитрости и ловкости?

Кот продолжал смотреть мне в глаза, потом неожиданно спрыгнул на асфальт, пружинисто собравшись в подобие полосатого мяча, как они умеют, затем ловко развернулся в некую арочную конструкцию с выгнутой спиной и задранным хвостом, тиранулся мне об ногу, тяжело упираясь лбом, а затем неожиданно проявил доброту и предложил мне свою птицу, положив перед ногами.

– Во спасибо,– поразился я.– Меня Андрей зовут. Тушняк будешь?

В ответ кошан издал длинную, но невнятную мурчаще-мявчащую руладу и опять прошелся вдоль ног, притираясь мохнатым боком. Затем вдруг задумался, потом заметно насторожился, припал к земле и зашипел, глядя куда-то под машину. Игнорировать его эмоций я не стал, мысленно отметив, что Дрика забыла головой по сторонам вертеть и с глупым умилением смотрит на зверюгу, и, перехватив карабин поудобней, шагнул в сторону, выглянув из-за фургона.

Собаки. Штук пять. Но они были далеко, метрах в пятидесяти, и даже пока не бежали в нашу сторону – так, стояли просто. Две большие и три мелкие. А вот до этого их там не было. А значит… значит, только что пришли, а кот их почуял. И за счет такого вот чутья он и выживает, наверное. Какой толковый и полезный кот.

Я показал Дрике свою ладонь, демонстрируя ей некий жест, в котором легко угадывался подзатыльник, и показал, куда надо смотреть. Она спохватилась, повернула голову и аж подпрыгнула. А я обернулся к коту, теперь уже утробно и угрожающе тянущего длинное угрожающее «мяу» на мертвых собак, и спросил:

– Слышь, Вась, или как там тебя… Я про тушняк не шутил, но тут жрать некогда. С нами поедешь?

5